Александр Дюков

Послевоенные репрессии, 1944—1952 годы

Версия эстонских историков

Репрессии послевоенного периода эстонские историки описывают гораздо менее подробно, чем репрессии «первой советской оккупации». Однако приводимые ими данные по-прежнему крайне противоречивы.

Март Лаар пишет, что «в послевоенные годы по политическим соображениям в Эстонии было арестовано не менее 53 000 человек, на сегодня опубликованы имена 34 620 арестованных. В принудительные трудовые лагеря с 1944-го по 1953 год было отправлено от 25 000 до 30 000 человек, из них скончалось около 11 000».[197]

Однако в «Белой книге» утверждается, что эти же самые цифры относятся к обеим «советским оккупациям»: «В ходе расследования советских репрессий к 2003 году было задокументировано более 53 000 политических арестов, а также опубликованы данные о 34 620 арестованных. Эти цифры охватывают обе советские оккупации… В 1944–1945 годах было арестовано примерно 10 000 человек, половина из которых умерли в течение двух первых тюремных лет. По разным оценкам, в 1944–1953 годах в концентрационные лагеря было отправлено 25 000–30 000 человек, из которых примерно 11 000 не вернулись».[198]

Данные «Белой книги», безусловно, выглядят гораздо более адекватными, чем информация, приводимая Лааром. Тем не менее, даже эти данные отличаются от реальных.

Обстановка в Эстонии в 1944–1945 годах

Прежде всего необходимо понять, насколько репрессивная деятельность органов НКВД – НКГБ ЭССР была рационально мотивирована обстановкой. В сегодняшнем Таллине пытаются сделать вид, что репрессии 1944–1945 годов были ужасающим и ничем не обоснованным террором против эстонского народа. Однако факты говорят об обратном.

В годы нацистской оккупации значительное число эстонцев сотрудничало с оккупационными властями, охраняло многочленные концлагеря на территории республики и за ее пределами, участвовало в карательных операциях против населения России и Белоруссии, воевало против советских войск на фронте.

Масштабы поддержки, которую нацисты получили в Эстонии, не могут не поражать. Уже к концу 1941 года в созданные немцами отряды «самообороны» – «Омакайтсе» – добровольно вступило 43 757 человек.[199] Члены «Омакайтсе» участвовали в облавах на оказавшихся в окружении советских военнослужащих и партизан, арестовывали и передавали немецким властям «подозрительных лиц», несли охрану концлагерей, участвовали в массовых расстрелах евреев и коммунистов. Конечно, в определенной мере это было всего лишь желанием выслужиться перед новой властью; как отмечается в одном из документов «Омакайтсе», «с приближением немецких войск недовольный элемент города (Таллин) стал подымать голову. Это были такие лица, которые во время советской власти перешли в подполье и скрывались от мобилизации, или же по другим различным причинам, предпочитали прятаться, отчасти же и такие лица, которые в общем ни в чем не были уличены, но ввиду создавшегося нового положения считали выгодным выйти на улицу и присоединиться к группам Омакайтсе». [200] Не все члены «Омакайтсе» были замешаны в преступлениях, но готовность к сотрудничеству с фашистами ими была выражена достаточно ясно.

Помимо «Омакайтсе», немецкими оккупационными властями были сформированы 26 эстонских батальонов «вспомогательной полиции» общей численностью около 10 тысяч человек.[201] Поистине страшную славу приобрели эстонские каратели в России и Белоруссии! Еще около 15 тысяч эстонцев воевали в 20-й эстонской дивизии войск СС.[202]

С учётом масштабов сотрудничества эстонцев с нацистами следовало ожидать, что после освобождения Эстонии советскими войсками в ней развернутся действительно массовые репрессии. Тем более что на территории республики действовали вооруженные формирования «лесных братьев». Документы НКВД ЭССР свидетельствуют, что активность националистических вооруженных формирований была достаточно высока:

«Вооруженными бандгруппами и бандодиночками совершаются налеты и теракты.

Деятельность бандитствующих элементов в основном проявляется:

а) в налетах на здания волисполкомов, конно-прокатных пунктов, на отдельные совхозы и местные предприятия;

б) в нападениях на конвой и на места временного содержания захваченных бандитов, с целю освобождения их из-под стражи;

в) в убийствах советско-партийного актива деревни, сельских уполномоченных, бойцов истребительных батальонов, участковых уполномоченных милиции и друг. лиц, помогающих органам Советской власти;

д) в убийствах новоземельников, получивших кулацкую землю, инвентарь и скот от Советской власти, в физическом истреблении членов их семей, разорения и уничтожении хозяйства;

г) в налетах с целью овладения оружием и боеприпасами;

е) в обстрелах из засады и убийствах проезжающих офицеров и бойцов Красной Армии, сотрудников НКВД–НКГБ, других должностных лиц и советских служащих».[203]

Только в апреле – августе 1945 года НКВД ЭССР было зарегистрировано 201 подобное бандпроявление.[204] Таким образом, после освобождения Эстонии от немецких оккупантов перед органами НКВД–НКГБ республики встали две основные задачи: разоблачение и наказание сотрудничавших с нацистами коллаборационистов, во первых, и борьба с формированиями «лесных братьев», во-вторых.

Репрессии 1944–1945 годов

Как мы уже видели, авторы «Белой книги» и Март Лаар единодушно утверждают, что в 1944–1945 годах было арестовано около 10 тысяч человек, «половина из которых умерла в течение двух первых тюремных лет». Посмотрим, соответствует ли это утверждение действительности.

Прежде всего обратимся к опубликованной российским историком Олегом Мозохиным статистике репрессивной деятельности органов НКГБ – МГБ. Согласно этим данным, в 1945 году НКГБ ЭССР было арестовано 6569 человек.[205]

Безусловно, эти данные не являются исчерпывающими. Во-первых, отсутствует информация о количестве арестованных в 1944 году. Во-вторых, приведенные О. Мозохиным данные – результаты деятельности органов НКГБ – МГБ. Однако борьба с бандитизмом (в том числе с формированиями эстонских «лесных братьев») велась органами НКВД – МВД; естественно, что ее результаты учитывались отдельно.

Обращение к архивным документам Государственного архива РФ позволяет нам в определенной степени восполнить эти пробелы.

Как видно из таблицы 15, непосредственно после освобождения Эстонии от гитлеровских войск в республике было задержано около 2000 человек. Однако необходимо учитывать, что «задержано» не значит «арестовано». Например, в первом квартале 1945 года НКВД Эстонии был задержан 1991 человек, из которых арестовано – 806, легализовано – 230, передано в военкоматы – 569, в военную прокуратуру – 96, в органы НКГБ и ГУКР «Смерш» – 47 и на фильтрацию в проверочные лагеря – 243.[206] Так что численность арестованных в 1944 году без особого риска ошибиться мы можем определить примерно в 1000 человек.

Таблица 15. Результаты борьбы с антисоветским подпольем и вооруженными бандами в ЭССР с 1 октября по 31 декабря 1944 года[207]

 

Категория	Всего задержано	Кроме того, убито при задержании
Бандиты, нелегалы, активные члены «Омакайтсе», полицейские и другие изменники Родины	356	9
Дезертиры Красной Армии	319
Уклонившиеся от регистрации и мобилизации в РККА	100
Бывшие военнослужащие немецкой армии	620
Военнослужащие РККА, перешедшие на сторону противника и служившие у немцев	161
Прочие лица	333
Всего:	1955	9

Теперь обратимся к данным о репрессивной деятельности органов НКВД ЭССР. К сожалению, мы не располагаем полной статистикой за 1945 год. В обнаруженных нами документах содержатся данные о деятельности НКВД ЭССР лишь с 1 января до 25 августа 1945 года (табл. 16).

Как видим, из 5248 задержанных за восемь месяцев НКВД ЭССР было арестовано лишь 1840 человек (35%). Если эта тенденция сохранилась до конца года, общее число арестованных в 1945 году можно определить примерно в 2700 человек.

Подведем промежуточные итоги. В 1944 году было арестовано около тысячи человек, в 1945 – 6569 по линии НГКБ и около 2700 по линии НКВД. Всего за 1944–1945 годы – около 10 тысяч человек, как и утверждается в «Белой книге». Однако судьба арестованных в действительности оказывается гораздо менее трагичной, чем рассказывают в Таллине.

Прежде всего следует разобраться, сколько арестованных было осуждено. Эстонские историки со странным правовым нигилизмом игнорируют этот вопрос, по всей видимости, отождествляя арест и осуждение. Но даже в Советском Союзе 1930-х – 1940-х годов далеко не каждый арестованный становился осужденным.

Таблица 16. Итоги агентурно-оперативной деятельности органов НКВД ЭССР
с 1 января по 25 августа 1945 года [208]

Обратимся к данным о наличии эстонцев в лагерях и колониях ГУЛАГа (табл. 17).

Таблица 17. Наличие эстонцев в лагерях и колониях ГУЛАГ, 1944–1947 годы[209]

 

По состоянию на	В лагерях	В колониях	Всего
1 января 1944 г	2933	1117	[4050]
1 января 1945 г	2880
1 января 1946 г	9017	[2243]	11260
1 января 1947 г.	10241

С учетом данных о смертности среди заключенных ГУЛАГа (см. табл. 4) мы без труда можем определить число новых заключенных-эстонцев в 1944–1947 годах.

На 1 января 1944 года в системе ГУЛАГа содержалось 4050 эстонцев, из них 2933 – в ИТЛ и 1117 – в ИТК. Подавляющее большинство из этих заключенных было осуждено еще до войны, а заметная часть – до присоединения Эстонии к СССР. Среднестатистическая смертность заключенных в 1944 году составила 9,2%, то есть из 2933 эстонцев-заключенных ИТЛ умерло около 270 человек, а из 4050 эстонцев-заключенных в целом – около 370 человек. Если бы в 1944 году в лагеря ГУЛАГа не поступило новых эстонцев, общая численность эстонцев-заключенных ИТЛ составила бы приблизительно 2660 человек. Однако по состоянию на 1 января 1945 года в ИТЛ содержалось 2880 эстонцев. Данные о количестве эстонцев в ИТК – на 1 января 1945 года отсутствуют, но мы можем предположить, что баланс между умершими и вновь поступившими в колониях был таким же, как и в лагерях. Следовательно, в 1944 году к заключению в лагерях и колониях было осуждено около 300–350 эстонцев. Необходимо отметить, что эти данные охватывают весь 1944 год. Число эстонцев, осужденных после освобождения Эстонии (за последние три месяца 1944 года) по всей видимости, не превышало 100 человек.

В 1945 году наблюдается резкий скачок численности эстонцев в системе ГУЛАГа. Если на 1 января в ИТЛ находилось 2880 эстонцев, то на 1 января 1946 года их было уже 9017. С учетом годовой смертности (5,95%) это говорит о том, что к заключению в ИТЛ было осуждено около 6300 эстонцев. Точные данные новых заключенных ИТК отсутствуют; однако если предположить, что в ИТК, как и в ИТЛ, общее число заключенных к 1 января 1945 года осталось примерно на уровне 1 января 1944 года, то получается, что в 1945 году в колонии поступило примерно 1200 новых заключенных.

Таким образом, общее число эстонцев, приговоренных к заключению в лагерях и колониях ГУЛАГа в 1944–1945 годах, составляет около 7,5 тысячи человек из 10 тысяч, арестованных в этот период на территории Эстонии.

Точными данными об эстонцах, приговоренных к смертной казни, за этот период мы не располагаем. Однако общесоюзная статистика свидетельствует, что таких было немного. За весь 1944 год в СССР к ВМН было осуждено 3110 человек, 3027 из которых были расстреляны, а 83 – повешены. В 1945 году приведено в исполнение 2308 смертных приговоров (2260 – расстрел, 48 – повешение).[210] Абсурдно предполагать, что эстонцы составляли значительное число среди казненных; скорее всего, их было не больше 100–200 человек.

Полностью ложным оказывается и другое утверждение эстонских историков – о том, что около половины осужденных умерло в первые два года. На самом деле в 1945 году смертность среди заключенных составила 5,95%, в 1946 – 2,2%, в 1947 – 3,59% (см. табл. 4). Как видим, о 50-процентной смертности говорить не приходится.

Милость к падшим

К сожалению, политика советского руководства в отношении коллаборационистов (в частности, прибалтийских) до сих пор не стала предметом специального исторического исследования. Сегодня и в России, и в Прибалтике бытует очень популярный миф о том, что после войны всех сотрудничавших с нацистами ждало жесткое наказание: расстрелы за измену и сибирские лагеря ГУЛАГа. Одни считают такую кару справедливым возмездием, другие – сталинским произволом.

Однако на самом деле это – не более чем миф, практически не имеющий связи с реальностью.

Подобный взгляд кажется парадоксальным, однако при обращении к архивным документам он находит полное подтверждение.

Общие принципы репрессий против коллаборационистов были сформулированы в совместной директиве наркомов внутренних дел и госбезопасности СССР № 494/94 от 11 сентября 1943 года.[211] Согласно этой директиве аресту органами НКВД–НКГБ подлежали далеко не все коллаборационисты. Арестовывались офицеры коллаборационистских формирований, те из рядовых, кто участвовал в карательных операциях против мирного населения, перебежчики из Красной Армии, бургомистры, крупные чиновники, агенты гестапо и абвера, а также те из сельских старост, кто сотрудничал с немецкой контрразведкой.

Всех прочих коллаборационистов призывного возраста направляли в проверочно-фильтрационные лагеря, где проверяли на тех же условиях, что и вышедших из окружения бойцов Красной Армии и военнопленных. Исследования современных российских историков свидетельствуют, что абсолютное большинство направленных в проверочно-фильтрационные лагеря (до девяти из десяти) благополучно проходили проверку и впоследствии направлялись в армию или на работу в промышленность – на равных с большинством граждан воюющего и послевоенного сталинского СССР.[212] Коллаборационисты же непризывного возраста, согласно директиве от 11 сентября 1943 года освобождались – хоть и оставаясь под наблюдением органов НКГБ.

Решение, принятое Кремлем в отношении коллаборационистов, сегодня может показаться невероятным. Рядовые коллаборационисты, коль скоро они не были замешаны в преступлениях против мирных жителей, по своему статусу оказывались приравненными к вышедшим из окружения или освобожденным из плена красноармейцам! Однако парадоксальным это решение кажется лишь для нас. В Кремле хорошо знали, что в условиях нацистского оккупационного режима вступление в коллаборационистские формирования было зачастую лишь средством выживания как для советских военнопленных, так и для местных жителей. И именно с учетом этой вынужденности поступления на немецкую службу рядовым коллаборационистам было фактически даровано прощение.

Отношение к прибалтийским коллаборационистам не отличалось от отношения к коллаборационистам в целом (хотя в данном случае о вынужденности сотрудничества с нацистами, как правило, говорить не приходилось). Документы свидетельствуют, что при освобождении прибалтийских республик органами НКВД–НКГБ арестовывались преимущественно офицеры и те из коллаборационистов, кто совершал преступления против мирных граждан. Последних, впрочем, среди прибалтийских коллаборационистов было достаточно много.

Обратимся к уже называвшимся нами цифрам. Согласно хранящимся в Государственном архиве РФ данным, с 1 октября по 31 декабря 1944 года органами НКВД ЭССР было задержано 356 «лесных братьев», членов «Омакайтсе» и полицейских, 620 военнослужащих немецкой армии и 161 бывший красноармеец, сражавшийся на стороне немцев.[213] С 1 января по 25 августа 1945 года НКВД ЭССР было задержано 1083 человека, служивших в немецкой армии и активных членов «Омакайтсе», а также 264 «других пособников и ставленников врага».[214] По линии НКГБ ЭССР в 1945 году было арестовано 6569 человек[215], о количестве коллаборационистов среди которых приходится лишь догадываться.

Таким образом, в целом аресту была подвергнута лишь малая часть служивших в коллаборационистских формированиях – в полном соответствии с директивой от 11 сентября 1943 года.

Однако кроме коллаборационистов, оставшихся на освобожденной советскими войсками территории, были и те, кто ушел вместе с немцами. После войны часть из них осталась на Западе; другие были репатриированы обратно в СССР.

Отношение Кремля к репатриированным коллаборационистам было более жестким, чем к оставшимся на освобожденной территории. Уход с немцами сам по себе свидетельствовал о враждебности этой категории. Несмотря на это, от масштабных репрессий советское руководство опять-таки воздержалось. Офицеры коллаборационистских формирований, естественно, арестовывались; а не замешанные в военных преступлениях рядовые были направлены на шестилетнее спецпоселение в отдаленные районы страны.[216]

Первоначально к репатриантам-прибалтам относились так же, как и ко всем остальным. Однако уже в марте 1946 года этот подход был изменен. Сначала привилегии получили гражданские репатриированные прибалты. Дело в том, что гражданские репатрианты также проходили проверку, после которой направлялись либо к месту жительства, либо (мужчины призывного возраста) в армию и рабочие батальоны.

Однако для прибалтов этот принцип был изменен. Согласно директиве наркома внутренних дел № 54 от 3 марта 1946 года, благополучно прошедшие проверку эстонцы, латыши и литовцы направлялись к месту жительства.[217] В армию и рабочие батальоны их не брали. Директива не распространялась на репатриированных прибалтийских коллаборационистов, которые должны были направляться на спецпоселение. Однако в скором времени отпущены были и они.

Согласно постановлению Совета Министров СССР от 13 апреля 1946 года, репатриированные литовцы, латыши и эстонцы, служившие по мобилизации в немецкой армии, легионах и полиции в качестве рядовых и младшего командного состава, были освобождены от отправки на шестилетнее спецпоселение – и из проверочно-фильтрационных и исправительно-трудовых лагерей подлежали возвращению в

Прибалтику.[218] В Центральном архиве ФСБ хранится директива МВД СССР № 00336 от 19 апреля 1946 года, позволяющая понять, как проходил процесс освобождения коллаборационистов. Согласно этому документу, репатриированные прибалтийские коллаборационисты призывного возраста направлялись на работу в промышленность Латвии, Литвы и Эстонии до тех пор, пока из Красной Армии не будут демобилизованы их сверстники. Коллаборационисты непризывного возраста сразу же направлялись к месту жительства своих семей.[219] Таким образом вместо того, чтобы направиться на шестилетнее спецпосление в отдаленные районы страны, репатриированные коллаборационисты-прибалты вернулись на родину. При этом в Прибалтику возвращались не только рядовые, но и офицеры; 13 июля 1946 года специальное распоряжение на этот счет отдал замминистра внутренних дел генерал-лейтенант Рясной.[220] А менее чем через год, 12 июня 1947 года, Совет Министров СССР принял постановление, которое с некоторыми оговорками распространяло действие постановления от 13 апреля 1946 года на лиц других национальностей (кроме немцев), являвшихся уроженцами и постоянными жителями Литвы, Латвии и Эстонии.[221]

Подведем итоги. После освобождения Прибалтики от нацистов органами НКВД–НКГБ арестовывались лишь офицеры коллаборационистских формирований, крупные чиновники организованной оккупантами администрации, а также те, кто был замешан в преступлениях против мирного населения. Все остальные были фактически амнистированы. Еще больше повезло тем прибалтийским коллаборационистам, кто убежал с немцами, а потом был репатриирован обратно в СССР – среди них были арестованы лишь замешанные в преступлениях против человечности, а все прочие, включая офицеров, были возвращены на родину. Привилегиями по сравнению с остальными репатриированными пользовались и гражданские из прибалтийских республик: после проверки они отправлялись на родину; в армию и рабочие батальоны их не призывали.

Все эти факты заставляют серьезно усомниться в адекватности выстроенной современными прибалтийскими историками картины репрессий 1944–1946 годов. Нам рассказывают, что «вторая советская оккупация» ознаменовалась массовыми репрессиями, что в прибалтийских республиках был устроен настоящий геноцид, причем заранее запланированный. Однако, как мы видим, документы свидетельствуют об ином. Документы свидетельствуют, что у Кремля не было ни намерения, ни желания устраивать в Прибалтике геноцид. Напротив, в отношении прибалтийских коллаборационистов проводилась существенно более мягкая политика, чем в отношении прочих пособников врага. Однако в современном Таллине (как, впрочем, и в Риге, и в Вильнюсе) об этом не вспоминают, предпочитая рассказывать мифы о страшном «советском терроре».

Репрессии 1946–1953 годов

Несмотря на мягкость советской репрессивной политики на территории Эстонии после войны продолжали действовать формирования «лесных братьев» и антисоветское подполье. Только за два с половиной года (с октября 1944-го по январь 1947 года) «лесными братьями» было убито не менее 544 человек, 456 из которых были гражданскими лицами (табл. 18). Это ясно свидетельствует о том, что деятельность «лесных братьев» была направлена не столько против «оккупационных властей», сколько против собственных сограждан, поддерживавших советскую власть.

Таблица 18. Численность убитых в ходе бандпроявлений на территории ЭССР, октябрь 1944-го – январь 1947 года[222]

 

	1944	1945	1946	Итого за три года	Январь 1947	Всего
Работники МВД и МГБ	-	14	1	15	-	15
работники милиции	-	-	2	2	-	2
Офицеры войск МВД	-	5	2	7	-	7
Сержанты и рядовой состав войск МВД	-	23	6	29	-	29
Офицеры Советской Армии	-	-	2	2	-	2
Сержанты и рядовой состав Советской Армии	-	-	3	3	-	3
Бойцы истребительных батальонов и др. местных формирований	2	-	28	30	-	30
Совпартактив	3	75	46	124	2	126
Другие граждане	57	141	124	322	8	330
Всего:	62	258	214	534	10	544

Естественно, что органы НКВД – НКГБ Эстонской ССР продолжали борьбу с «лесными братьями» – равно как и выявление нацистских преступников. В 1946 году органами внутренних дел Эстонской ССР было арестовано 573 представителя антисоветских элементов («лесных братьев», членов националистических организаций и нацистских пособников) и 314 грабителей и дезертиров. Документы свидетельствуют, что деятельность НКВД ЭССР была дифференцированной; значительное число участников националистических формирований, дезертиров, немецких пособников легализовывалось и не несло наказания.

В общей сложности из 3987 человек, задержанных в 1946 году НКВД ЭССР, аресту подверглись всего 887 человек (22%), а 2825 человек (71%) было легализовано (табл. 19–20).

Таблица 19. Результаты борьбы НКВД ЭССР с антисоветским националистическим подпольем, 1946 год[223]

 

Категория	Всего	Из них
		убито	арест.	легал.	перед. в др. орг.
Участники антисов. организаций и групп	608	176	296	136	-
Участники банд, связанных с антисов. подпольем	224	35	133	52	4
Немецкие ставленники и пособники	1050	11	30	993	16
Пособники и укрыватели антисов. и бандитского элементов	203	7	114	81	1
Итого:	2085	229	583	1262	21

 

Таблица 20. Результаты борьбы НКВД ЭССР с бандитизмом и дезертирством, 1946 год[224]

 

Категория	Всего	Из них
		убито	арест.	легал.	перед. в др. орг.
Участники бандграбительских групп	220	9	143	-	68
Бандодиночки и прочий преступный элемент	163	5	92	66	-
Дезертиры из Сов. Армии	730	1	39	601	89
Уклоняющиеся от службы в Сов. Армии	918	-	24	893	1
Пособники и укрыватели преступного элемента	115	-	16	3	96
Итого:	2145	15	314	1563	254

Приведенные в таблицах данные характеризуют деятельность НКВД ЭССР. В свою очередь, органами НКГБ ЭССР в 1946 году было арестовано 690 человек.[225] Таким образом, в целом по Эстонии в 1946 году было арестовано 1577 человек – в шесть раз меньше, чем в предыдущем году. Это подтверждается и статистикой движения заключенных в системе ГУЛАГа; за 1946 год численность эстонцев в лагерях и колониях увеличилась примерно на 1,5 тысячи человек.[226]

Репрессии 1947–1953 годов по линии НКГБ ЭССР характеризуются данными, приведенными в табл. 21.

Данные о деятельности НКВД ЭССР за аналогичный период, к сожалению, не выявлены. Известно только, что в 1948-м – первой половине 1949 года было арестовано 938 членов антисоветских организаций, банформирований и их пособников.[227]

Таблица 21. Статистика репрессивной деятельности НГКБ–МГБ на территории ЭССР и по отношению к гражданам эстонской национальности, 1947–1953 годы[228]

 

Год	Арестовано органами ГБ ЭССР	В том числе за антисов. деятельность
1947	587	527
1948	1531	1478
1949	1490	1447
1950	2229	2213
1951	1779	1766
1952	466	462
1953	380	380
Итого:	8462	8273

Впрочем, данные о численности эстонцев в системе ГУЛАГа позволяют сделать некоторые оценки о репрессиях по линии НКВД ЭССР. С 1 января 1947-го по 1 января 1951 года численность эстонцев в лагерях ГУЛАГа увеличилась с 10 241 человека до 18 185 человек. В целом по лагерям и колониям ГУЛАГа за это время численность эстонцев увеличилась с 14–15 тысяч до 24 618 человек.[229] Таким образом, с учетом смертности число заключенных эстонцев увеличилось примерно на 9–10 тысяч человек, из которых около 6 тысяч было арестовано (и затем осуждено) органами НКГБ.

Таким образом, соотношение между осужденными по линии НГКБ – МГБ и НКВД – МВД ЭССР – приблизительно два к одному. Однако в 1950-х годах это соотношение должно было измениться в пользу органов МГБ – в связи с завершением деятельности «лесных братьев».

Общее число арестованных по Эстонии в 1947–1953 годах можно определить примерно в 11–12 тысяч, а в целом за 1946–1953 гг. – примерно в 12–13 тысяч. При этом большая часть арестованных была осуждена. Смертность среди заключенных в системе ГУЛАГа за этот период составила около 14% в целом (см. табл. 4).

Депортация 1949 года

Описывая проведенную в марте 1949 года депортацию из Эстонии, эстонские историки прибегают к привычным подлогам: завышают численность людей, намеченных к выселению, приводят неадекватные сведения о составе депортированных, завышают численность погибших в ссылке и называют депортацию геноцидом.

«25 марта 1949 года в балтийских государствах была проведена вторая массовая депортация, – читаем мы в «Белой книге». – Из Эстонии, в соответствии с секретной директивой Советского правительства № 390–138 от 29 января 1945 года, навечно в Сибирь было отправлено, предположительно, 20 072 человека – главным образом, женщины, дети и старики с хуторов, так как почти все мужчины уже были репрессированы… Общая численность жертв мартовской депортации составляет 32 536, в том числе 10 331 человек так называемых не депортированных, но оставшихся без дома, существующих на птичьих правах и живущих в условиях постоянного преследования со стороны КГБ. В принудительной ссылке в Сибири в период 1949–1958 годов умерло 2896 человек».[230]

Март Лаар, как обычно, рисует произошедшее в еще более черных тонах: «В ходе операции "Прибой", которая началась ранним утром 25 марта, в течение двух дней из Эстонии было вывезено и размещено в глубинных областях Сибири около 3% тогдашнего населения Эстонии, большинство из них составляли пожилые, женщины и дети.

Если людей, включенных в список, не удавалось доставить, брали с собой первых встретившихся. Людей, приговоренных к высылке, преследовали при помощи специально обученных собак… По имеющимся данным, количество депортированных достигло 20 702 человек, по дороге в Сибирь и другие поселения из них умерло около 3000 человек. Однако большая часть людей, включенных в список подлежащих высылке, сумела спрятаться. Всего из людей, оформленных на переселение, осталась невысланной 2161 семья, то есть 5719 человек.

Многие из оставшихся невысланными оказались на нелегальном положении и преследовались органами госбезопасности, большинство были убиты или арестованы в результате облав в последующие годы».[231]

Прежде всего обратим внимание на противоречия между утверждениями Лаара и авторов «Белой книги». В «Белой книге» утверждается, что общее число депортированных – 20 072 человека, а Лаар пишет о 20 702 депортированных. Судя по всему, в «Белой книге» имеет место опечатка; по крайней мере, автор цитируемого раздела «Белой книги» Айги Рахи в одной из своих статей приводит те же цифры, что и Лаар – 20 702 депортированных.[232]

Еще одной опечаткой обусловлена датировка постановления Совета Министров СССР № 390–138; этот документ датируется не 29 января 1945 года, а 29 января 1949 года.[233] А вот последующие расхождения объяснить опечатками нельзя.

В «Белой книге» утверждается, что 2896 человек умерло на поселении с 1949-го по 1958 год, а М. Лаар утверждает, что уже во время перевозки умерло около 3000 человек. У Лаара мы читаем, что депортации избежало 5719 человек, а в «Белой книге» приводится значительно большее число – 10 331 человек. Понять, насколько все эти утверждения соответствуют действительности, можно только обратившись к документам. Ключевой документ о депортации 1949 года – докладная записка уполномоченного МВД СССР В. Рогатина заместителю министра внутренних дел СССР В. Рясному «О проведении переселения из ЭССР», датируемая 31 марта 1949 года.

Эстонские историки не могут сетовать на недоступность этого документа: впервые выдержки из него были опубликованы в двухтомнике Г. Саббо «Невозможно молчать», изданном в 1996 году в Таллине.

В связи с важностью этого документа позволим себе обширную цитату.

«Операция по выселению кулаков, бандитов, националистов и их семей была начата органами МГБ на периферии с 6-ти часов утра, а по городу Таллин с 4-х часов утра 25 марта 1949 г.

Поступление на пункты погрузки контингента выселенцев в первое время, за исключением гор. Таллин, протекало медленно, и операция, намеченная к проведению в течение 25 марта 1945 г., затянулась до поздней ночи с 28 на 29 марта с.г.

Отправление эшелонов началось во второй половине дня 26 марта 1949 года, и последний эшелон убыл в 21 час. 10 мин. 29 марта 1949 года, отправка эшелонов производилась по указаниям оперативного руководства МГБ, при этом первые эшелоны убывали со значительной недогрузкой выселенцев и количеств вагонов против намеченного по плану. Последние эшелоны фактически ушли сборными, собирая в пунктах погрузки дополнительно загруженные переселенцами вагоны…

По плану МГБ ЭССР ориентировочно из Эстонии подлежало к выселению 7540 семей, с общим количеством 22 326 чел. По предварительным данным, 19-ю эшелонами вывезено 7488 семей, в количестве 20 535 человек, в том числе мужчин – 4579, или 22,3% от общего количества, женщин – 9890, или 48,2%, и детей – 6066, или 29,5%.

Процесс приема выселенцев в эшелоны протекал нормально и производился на основании посемейных карточек. Имущество выселенцев принималось беспрепятственно и в рамках норм, установленных инструкцией. Однако ряд семей и одиночек, особенно из городских местностей, прибывали с весьма незначительным багажом или вовсе без такового.

Имели место случаи отказа в приеме в эшелоны из-за неправильного составления посемейных карточек, ошибочно привезенных и не подлежавших выселению, по причине тяжелой болезни, беременности на последнем месяце.

В момент погрузки в эшелон № 97307 на станции Кейла 27 марта 1949 года имел место побег двух выселенцев. Один из них был тут же задержан. Другому удалось скрыться, меры к розыску приняты.

Недостатком в работе являлось то, что в состав эшелонов прибывали люди, по состоянию здоровья больные. Медперсонал эшелонов в Москве был обеспечен недостаточно медикаментами, в связи с чем начальникам эшелонов было предложено приобретать в пути следования необходимые дополнительные медикаменты при содействии местных органов МВД и МГБ.

За период операции с 25 по 29 марта 1949 года существенных нарушений общественного порядка и уголовных проявлений в Республике зафиксировано не было. Однако имели место ряд проявлений политического и диверсионного характера…

В процессе операции, погрузки и отправки эшелонов от руководства МГБ каких-либо претензий к МВД не поступало. Наоборот, по общему отзыву, привлеченные к участию в операции силы МВД оказали МГБ ЭССР значительную помощь и проявили себя достаточно выдержанно и дисциплинировано».[234]

Сравнение приведенных в докладной Рогатина данных с утверждениями эстонских историков позволяет выявить целый комплекс фальсификаций.

По непонятной причине Март Лаар утверждает, что депортация была проведена за два дня. Но на самом деле на эту операцию ушло четыре дня, о чем ясно пишет Рогатин: «операция, намеченная к проведению в течение 25 марта 1949 г., затянулась до поздней ночи с 28 на 29 марта с.г. Отправление эшелонов началось во второй половине дня 26 марта 1949 года, и последний эшелон убыл в 21 час. 10 мин. 29 марта 1949 года». Зачем Лаару понадобилось это искажение, непонятно.

А вот причины, по которым эстонские историки искажают численность депортированных, объяснять не надо. В «Белой книге» утверждается, что к депортации было намечено 32,5 тысячи человек, Лаар пишет о 26,5 тысячах (20 702 депортированных + 5719 человек, оставшихся не высланными). Оба этих утверждения являются ложными.

В докладной Рогатина мы читаем: «По плану МГБ ЭССР ориентировочно из Эстонии подлежало выселению 7540 семей, с общим количеством 22 326 человек». Данные докладной Рогатина подтверждаются документами, хранящимися в Центральном архиве ФСБ. Вот справка, подготовленная сотрудниками МГБ ЭССР непосредственно перед депортацией:

«По состоянию на 15 марта с.г. выявлено подлежащих выселению 7500 семей в количестве 22 326 чел., из них: семей кулаков – 3077, численностью – 9846 чел., семей бандитов и националистов – 4423, численностью 12 440 чел».[235]

Таким образом, Лаар завышает количество подлежавших депортации примерно на 4 тысячи человек, а авторы «Белой книги» – и вовсе на 10 тысяч. Соответственно оказывается завышенным и число людей, подлежавших депортации, но не высланных. Согласно «Белой книге» таковых было 10 331 человек; Март Лаар называет цифру 5719 человек.

Однако на самом деле при плановом задании в 22 326 человек было депортировано 20 535 человек, то есть высылки избежало менее двух тысяч. При этом число семей, намеченных к депортации (7540), незначительно отличается от числа реально депортированных семей (7488). А Лаар заявляет, что высылки якобы избежала 2161 семья.

Лаар утверждает, что в ходе депортации было вывезено «около 3% тогдашнего населения Эстонии». Это утверждение является просто напросто абсурдным – ведь если 3% – это 20 702 человека, то 100% – это 690 тысяч человек. Однако, согласно данным демографа из Тартуского университета Эне-Маргит Тийт, в 1945 году в Эстонии проживало 854 тысячи человек, а в 1950-м – почти 1,1 миллиона человек[236] Таким образом, соотношение числа депортированных к общему числу граждан Эстонии составляло около 2%.

Не соответствует действительности и утверждение «Белой книги», согласно которому депортации подвергались «главным образом, женщины, дети и старики с хуторов, так как почти все мужчины уже были репрессированы…» Мы уже рассмотрели статистику арестов граждан Эстонии органами НКВД – МВД и НКГБ – МГБ; она опровергает заявления о том, что «почти все мужчины уже были репрессированы». На самом деле, как следует из приведенной выше докладной Рогатина, в ходе мартовской депортации из Эстонии было выслано «мужчин – 4579, или 22,3% к общему количеству, женщин – 9890, или 48,2%, и детей – 6066, или 29,5%».

Полностью ложным является утверждение Лаара о том, что «если людей, включенных в список, не удавалось доставить, брали с собой первых встретившихся». Из докладной Рогатина хорошо видно, что при погрузке депортируемых эшелонов охрана обязательно проверяла документы, на основе которых проводилось выселение конкретных лиц («посемейные карточки»). При этом «имели место случаи отказа в приеме в эшелоны из-за неправильного составления посемейных карточек, ошибочно привезенных и не подлежавших выселению, по причине тяжелой болезни, беременности на последнем месяце». Информация Рогатина находит полное подтверждение в докладной записке министра внутренних дел ЭССР генерал-майора Резева от 18 апреля 1949 года: «Во многих случаях, по требованию начальников эшелонов и пунктов погрузки от МВД, посемейные карточки уточнялись и пересоставлялись в комендатурах МГБ, отдельные семьи возвращались на местожительство. С эшелона № 97306 уже в пути было снято 4 человека, ошибочно изъятые МГБ и не подлежащие выселению».[237]

Следует отметить, что сотрудники НКВД и НКГБ ЭССР действовали в полном соответствии с «Инструкцией» о проведении депортации. В этом документе было четко оговорено: «Выселение кулаков и их семей производится на основании списков, утвержденных Советом Министров республики… Никаких пометок и исправлений в списках, полученных из Совета Министров, не допускается».[238]

Не соответствуют действительности утверждения о смерти в пути 3000 человек. Подобной смертности, как мы помним, не было даже во время июньской депортации 1941 года – а ведь депортация 1949 года проводилась гораздо «деликатнее». Если депортация 1941 года проводилась за один день, то депортация 1949 года – за четыре. В 1941 году депортированным было разрешено брать с собой 100 кг груза на человека. В 1949-м каждая семья могла увезти с собой 1500 кг.[239] В 1941-м вопрос о размещении депортируемых на месте ссылки был практически не решен, а депортации 1949-го предшествовала длительная переписка центрального аппарата МВД СССР с территориальными УМВД, в ходе которых выяснялось, сколько какая область может принять и трудоустроить спецпоселенцев.[240] Наконец, в 1941 году около трети депортированных (главы семей) было арестовано и направлено в лагеря; в 1949-м арестов и разделения семей не было.

Сомнительной является и информация «Белой книги» о смерти 2896 спецпоселенцев с 1949-го по 1958 год. Согласно данным МВД СССР, к 1 января 1953 года на учете состояло 19 520 спецпоселенцев, высланных из Эстонии в 1949 году (табл. 22).

Таблица 22. Соотношение депортированных и спецпоселенцев, 1949–1953 годы[241]

 

	Мужчин	Женщин	Детей	Арестовано и в розыске	Всего
Депортировано в марте 1949 г.	4579	9890	6066	-	20535
Состояло на учете спецпоселенцев к 1 января 1953 года	4303	9894	5040	283	19520

Как видим, разница между численностью депортированных в 1949 году и находившихся на поселении к 1 января 1953 года составляет около тысячи человек. Между тем именно на первые годы спецпоселения приходилась наиболее высокая смертность. После того как спецпереселенцы обустраивались на новом месте, смертность сокращалась, а рождаемость повышалась. Документы свидетельствуют, что у эстонцев, депортированных в 1949 году рождаемость начала превышать смертность уже в начале 1950-х годов, о чем ясно свидетельствуют документы (табл. 23).

Таблица 23. Депортированные из Эстонии в 1949 году на спецпоселении, 1953–1954 годы[242]

 

По состоянию на	Состояло на учете	В том числе
		в наличии	в розыске.	арестовано
1 января 1953 г.	19520	19237	2	281
1 января 1954 г.	19550	19352	2	196

Таким образом, утверждения о смерти на спецпоселении 2896 эстонцев противоречат имеющимся архивным данным. Кроме того, остается открытым вопрос о естественной смертности среди депортированных за десять лет.

Последняя тема, которую необходимо рассмотреть в связи с депортаций 1949 года, – какие задачи решала эта репрессивная акция.

Март Лаар совершенно справедливо пишет, что основной целью депортации был подрыв социальной базы «лесных братьев», продолжавших действовать на территории Прибалтики вообще и Эстонии в частности.[243] Об этом прямо говорилось в документах МВД – МГБ: «Постановлением Совета Министров СССР № 390–138сс от 29 января 1949 года на МГБ СССР возложено выселение с территории Литовской, Латвийской и Эстонской ССР кулаков с семьями, семей бандитов, националистов, находящихся на нелегальном положении, членов семей убитых при вооруженных столкновениях и осужденных, легализовавшихся бандитов, продолжающих вести вражескую деятельность, и их семей, а также семей репрессированных пособников бандитов».[244]

Дело в том, что, несмотря на активную деятельность органов НКВД – НКГБ, в 1946–1949 годах активность эстонских «лесных братьев» оставалась на довольно высоком уровне. В период с января по август 1945 года в Эстонии был арестован 961 бандит и бандпособник, в 1946 году – 543 [245] За 1947 год данных нет, однако в 1948 году количество арестованных эстонских «лесных братьев» и их пособников превысило уровень 1946 года, составив 568 чел.[246] Это означало, что «лесные братья» продолжали убивать советских работников, милиционеров и мирных граждан. Такое положение вещей, естественно, не могло устраивать Москву; депортация 1949 года стала жесткой мерой по борьбе с националистическим вооруженным подпольем в Эстонии. Безусловно, при этом пострадали невинные люди; с другой стороны, как признают эстонские историки, после депортации деятельность «лесных братьев» пошла на убыль.[247]

Выводы

Изучение документов советской репрессивной политики в Эстонии в 1944–1953 годах позволяет сделать вывод о несостоятельности заявлений эстонских историков и политиков о «геноциде», якобы проводившемся в это время.

Политика руководства СССР в послевоенной Эстонии была рационально мотивирована условиями времени и даже «щадяща» – особенно на фоне массового и активного сотрудничества эстонцев с нацистскими оккупационными властями. Репрессиям и арестам подвергались лишь те, кто во время войны принимал участие в организованном нацистами уничтожении мирного населения оккупированных советских земель, те, кто после освобождения Эстонии вел вооруженную борьбу против советской власти, а также их пособники.

По данным эстонских историков, в целом органами МГБ и МВД ЭССР было уничтожено около 3000 «лесных братьев».[248] Возможно, эта цифра завышена, однако очевидно, что борьба с вооруженными бандами и их пособниками была рациональной, как любая борьба с террористическим подпольем.

Всего с 1944-го по 1953 год органами внутренних дел и госбезопасности Эстонской ССР было арестовано около 22–23 тысяч человек, большая часть из которых была приговорена к заключению в лагеря и колонии ГУЛАГа. Утверждения эстонских историков о том, что арестованных было от 30 до 53 тысяч, противоречат архивным данным и являются ложными.

Кроме того, в рамках борьбы с вооруженным националистическим подпольем в марте 1949 года советскими властями была проведена массовая депортация, в ходе которой в отдаленные районы

СССР на поселение было выслано около 20,5 тысячи человек. Эта достаточно жесткая операция подорвала социальную базу «лесных братьев» и способствовала прекращению развернутого ими террора против поддерживавших советскую власть эстонцев.

В отличие от периода 1941–1944 годов, смертность среди заключенных системы ГУЛАГа и спецпоселенцев находилась на низком уровне. После отбытия заключения большинство осужденных в 1944–1953 годах эстонцев было освобождено. Освобождены были и находившиеся на спецпоселении депортированные.

Таким образом, репрессии 1944–1953 годов затронули около 5–6% населения Эстонии, причем бoльшая часть репрессированных впоследствии благополучно вернулась на родину. Утверждать, что в послевоенной Эстонии имел место геноцид, абсолютно неверно.

 

 

 

 

  

НКВД-РККА