- Многие средства массовой информации в последнее время выражали свое сомнение по поводу правомерности обсуждения сегодняшних учебников истории на заседании правительства России 30 августа. Так вот, я был на этом заседании и могу сказать, что правительство имеет право ставить вопрос об учебнике истории адекватном современному общественному развитию. Выступление Касьянова, конечно, могло показаться резким, но, в принципе, его надо воспринимать спокойно, как справедливую помощь школе. И видеть в нем, если не намек, то законное недоумение власти. Дело было 4 октября, накануне международного дня учителя. На круглом столе в пресс-центре “Известий” директор Института российской истории РАН, Андрей Сахаров (проклятие какое-то, что ли, на этом имени?) выступал первым. Завязка его речи была на удивление краткой. Академик сразу же перешел к основной части.

- Мы должны привыкать к тому, что прежняя история себя исчерпала. Переписывать ее, как в былые годы, конечно же, бесполезно. Этим мы ничего не добьемся. Зал облегченно вздохнул, но академик продолжал говорить.

- Мы должны не переписать, но передумать свое прошлое! Это касается не только отдельных эпизодов или “героев”, но и общества в целом. В прежних учебниках мы слишком много внимания уделяли низшим классам, а то и вовсе деклассированным слоям населения. А вот имущие классы: дворянство, духовенство, чиновничество, - у нас явно недолюбливали. Давно пора пересмотреть не только историческое значение нашей кровавой Октябрьской революции, но и государства, вообще, народа, вообще.

О народе следует сказать отдельно. Долгое время он считался чем-то священным и неприкасаемым. Его следовало только любить. Но давайте хоть раз представим себе реальный облик нашего народа, например, в начале ХХ столетия. Безграмотная, полунищая, толпа, большую часть которой составляют люди до 35 лет (последствия неконтролируемого демографического взрыва второй половины позапрошлого века), озлобленная войной до крайности. Нигде в мире не было такого количества униженных и оскорбленных людей, как в тогдашней России. И вот такие люди восстали. Очевидно, что такой народ не за что, да и незачем любить. Учить этому просто бессмысленно!..

Сначала был ужас. У меня даже потемнело в глазах. Одного этого высказывания было достаточно, чтобы зачеркнуть всю русскую историю и культуру. Не только советскую или революционно-демократическую, а всю. Толстого, обучающего крестьянских детей грамоте. Чехова, бесплатно лечившего нищих. Достоевского, надорвавшегося в сострадании “униженным и оскорбленным”. Пушкина, хотя и написавшего “русский бунт”, но все же призывавшего “милость к падшим”.

Я потряс головой. Академик продолжал говорить об основах будущей концепции исторического образования российских школьников. О том, что коллективизацию проводил не Сталин, а огромные массы крестьянства, еще со времен Столыпина. О том, что декабристы - миф и историческая фальсификация, а Павел Пестель - прежде всего убийца и антисемит, а потом уже дворянский революционер. О том, что позором русской власти давно уже следует называть не только Ивана Грозного, но и Петра I.

О том, что присоединение Сибири, Средней Азии и Кавказа - цивилизационный тупик… И тогда пришел гнев. В конце концов, человек, выступавший передо мной, не был ни полунищим, ни безграмотным. По общему мнению или, по крайней мере, по должности он до сих пор считался ведущим специалистом в области истории моей страны и моего народа.

Он не мог не знать, что все, сказанное им, - ложь. Не мог он и не понимать той ответственности, которую должен нести за свои слова перед народом и властью человек, занимающий такой пост. Впрочем, если народ до сих пор не заслужил его любви, то, вероятно, ответственностью перед ним можно было и пренебречь. Что же до власти… Хотя нет, я решительно отказываюсь верить, что кто-либо из современных российских политиков (даже ненавидимые многими Чубайс или Немцов) решились бы так откровенно сформулировать свой социально-исторический заказ. В конце концов, мозги любого нормального чиновника защищены множеством стереотипов, не позволяющих самому крутому реформатору перешагнуть рамки привычной для него действительности. Напротив меня сидел не подкупленный, а торгующий интеллектуал. Человек, не озвучивающий чьи-то чужие мысли, а предлагающий свой научный вес и свой мозг к розничной продаже. Бывший коммунист, который…

В конце концов, это было бы его личное дело. Но в чем провинился народ? За какие грехи его сознание опять собираются подвергнуть глобальной ломке? Во имя чего этот ученый хочет экспериментировать над своими согражданами и их детьми? Неужели, во имя построения “гражданского общества”? Но ведь ему первому должно быть известно, что такое общество прежде всего создается не оплевыванием собственных предков, а объединением всего народа, как минимум, на основе уважения к своему прошлому. Выступавший следом за Сахаровым директор Института всеобщей истории академик Александр Чубарьян, понимая это, пытался исправить хотя бы самые грубые ошибки своего коллеги. Он говорил о работе с населением и СМИ, о переподготовке учителей, об “умелой подаче фактов”, смещающей не столько оценки прошлого, сколько акценты его изучения. Одним словом, о консолидации общества в деле создания собственной истории. Но сидящий рядом с ним главный российский историк упорно не желал поступиться даже малой частью своих идей.

Через два часа я выходил из знаменитого овального зала “Известий”, с тяжелым чувством разглядывая замечательные мозаики на темы советской истории, и прикидывая, что же будет с моим народом, брошенным и оболганным теми, кто должен был хранить его память. А на следующий день была школа. Участники первого тура конкурса “Учитель года” давали свои блестящие уроки о Ермаке и о третьей Государственной Думе. И впервые видевшие их дети с жаром, перебивая друг друга, спорили об освоении Сибири. Не о том, нужна нам Сибирь или нет, а о том, какую именно пользу русские люди получили от этого края, и какое добро принесли туда сами.

Русские учителя - настоящая русская интеллигенция - никогда не предавали своего народа. 4 октября, в годовщину расстрела первого настоящего русского парламента, это сделал только один человек. Это был сгорбленный несчастный старик, утративший память и медленно теряющий разум. Мастер, разменявший свой талант на сиюминутные привилегии и овации. Человек, уходящий даже не в прошлое, которое он зачеркнул собственными руками, а в небытие. Туда, где наши дела уже не подлежат пересмотру.